|
Тематический раздел
|
«Всепроницающее зерцало, управлению помогающее» и монгольский писатель XIX в. Ванчинбалын ИнжинашИсторическая эпопея В.Инжинаша (1837–1892) о Чингисхане «Синяя сутра» не только дает богатейший материал для изучения процесса жанровой эволюции монгольского романа, как такового, но и отражает уровень исторического мышления монгольской творческой интеллигенции второй половины XIX в., особенно той ее части, которая жила в китайской среде и поэтому испытала глубокое влияние китайской культуры[1]. Литература XIX в. во многом сохраняла синкретизм средневековой словесности – близость и к фольклорной устной традиции, и к летописанию. Авторы ориентировались не на читателя, а прежде всего на слушателя, на аудиторию, о чем свидетельствует широкое распространение импровизации, театральности. Предпочтение отдавали традиционным жанрам: сургаал (поучение), магтаал (восхваление), ероол (благопожелание). Появляется новый жанр уг (слово), тоже ориентированный на слушателя, своеобразного субъекта воспитания, так как цель уга – дидактика, поучение, воспитание. Автор не изобретал ничего нового, а как бы пересказывал давнишние мотивы то прозой то стихами. Распространенные в это время тексты эрх, товчоо, толь – лишь формы композиционного построения произведений, способ пересказывания известных сюжетов из готовых стилистических клише (см. [1, с. 178]). Читатели и слушатели ценили следование традиции больше, чем новые идеи и мысли. Все эти черты характеризуют и первый исторический монгольский роман «Синяя сутра», начатый Ванчинбалом – отцом Инжинаша. «Синяя сутра» композиционно построена как историческая летопись, о чем свидетельствует хронологическая последовательность глав, сравнительно небольшое количество стихотворных вставок, лапидарный стиль повествования. Выдержанное в рамках канона средневековых летописей резюме к каждой главе, написано простым разговорным языком. Монгольский литературовед Ч.Билигсайхан считает, что «Синяя сутра» принадлежит к особому жанру исторических повествований туухэн уран зохиол (см.[1, с.3]). Подчеркивая связь своего исторического сочинения с традицией, В.Инжинаш указывает, что его долг – следовать канону хроники Ганму («Всепроницающее зерцало, управлению помогающее») и при этом постоянно спорит с китайскими авторами. В предисловии к роману, озаглавленному Товчит тольт («Краткие пояснения»), В.Инжинаш, обращаясь к «мудрым, остроумным, ученым» читателям (мэргэд, сэцэд, эрдэмтэн сайд), пишет: «Мой долг – следовать традиции и стилю написания исторических хроник. Я хоть и не верю в чудеса, но пишу о них, так как они существуют в воображении людей, и еще этого требует закон летописания, именно так построена Ганму и другие исторические хроники. Поэтому, уважаемые читатели, не думайте, что я – шаман какой-нибудь, раз пишу о всяких волшебствах» (см. [2, c. 9]). По разумению писателя, следование канону – главное условие сочинительства. Он считал, что «раз написано, значит, правда». Вот как рассуждает В.Инжинаш: «С помощью кисти и слова можно снискать себе славу, которая украшает человека не хуже, чем шелка. Правителям государств посвящают монументы, но случается, что бандиты разрушают памятники, превращают их в прах. Значит, и камень не вечен. Есть только один способ остаться в памяти потомков – такие книги, как, например, Ганму: там все события веков. Жизнь летописца не проходит впустую. В книгах зафиксированы имена, возраст императоров, вождей народов. Будущие читатели не станут подвергать критике труды прошлого – ведь это написано на бумаге, значит, все правда. Шастры, джатаки и сутры следует считать правдивыми, поскольку они начертаны кистью на бумаге. Предания распространяются среди народа, и люди помнят свою историю. То, что прекрасно написано, останется среди людей, будет передаваться из поколения в поколение» (см. [2, с. 56]). По мнению В.Инжинаша, всякое сочинение требует предисловия, где писатель излагает собственный взгляд на описываемые события: «Открыв „Синюю сутру“ о великой империи Юань, умный читатель сначала должен внимательно познакомиться с „Краткими пояснениями“, где показан способ изложения событий. Чтобы понять суть явлений, нужно обращать внимание на предисловия, краткие резюме к главам, а также на стихотворные вставки. Но некоторые читатели не любят этого. Они следят лишь за сюжетом, пропуская авторские монологи, лирические отступления и стихи. Мой роман нельзя сравнить с вольными историями государств Хань, Цзинь, Тан и Сун, где много вымысла и мало описаний собственно исторических событий. В „Синей сутре“ в строгой исторической последовательности достоверно описываются события двух столетий» (см. [2, с. 98]). Характерно, что В.Инжинаш уже различает по жанру историческое и художественное повествование и обращает внимание читателей на выделение в историческом тексте художественных литературных вставок. Автор мотивирует необходимость написания «Синей сутры» тем, что монголы плохо знают свою историю: «В 300 монгольских хошунах[2] много образованных людей, хотя цинам невыгодно позволять монголам иметь свою культуру. В трех центральных провинциях Китая близ столицы немало людей, обученных китайской грамоте, которые досконально изучили тысячелетнюю историю страны, начиная с „трех государей и пяти императоров“, знают все о династиях Ся, Шан, Чжоу, а собственную историю синих монголов не знают вовсе. Может, они и читали в китайской хронике Ганму краткий очерк монгольской истории после великого императора Хубилая, основателя династии Юань. Однако эта история написана китайскими авторами, поэтому представлена в урезанном виде, неполно, к тому же с оскорбительными выражениями по отношению к монголам, многие факты искажены и даются сокращенно» (см. [2, с. 8–9]). Летописный свод Цзы чжи тун цзянь ганму, созданный под руководством Чжу Си, был переведен на монгольский язык старшим братом В.Инжинаша Сунвэйданзаном (1834–1898). Выбор этой хроники вряд ли был случаен. Как пишет Г.Я.Смолин, «чжусианство обрело в Китае с XIII–XIV вв. статус официальной идеологии... книга Чжу Си и его соавторов по-своему последовательно выдержана в духе освещения и оценки исторических событий и персонажей с позиций присущего тогдашнему неоконфуцианству социально-этического универсализма. Недаром она надолго стала для образовательных учреждений страны учебным пособием о прошлом своей страны» [5, c.116]. Это может служить убедительным объяснением, почему В.Инжинаш все время ссылается именно на Ганму. Так как все известные ему китайские хроники искажали историю монголов, принижали их достоинство, Инжинашу пришлось собирать монгольские летописи и другие исторические сочинения. Ему хотелось, чтобы потомки оценили его труд: Мянган оны учир шалтгааныг бир бэхсээс асгаж Мяралзан эрээлжих уйл явдлыг судар бичигэй хэлэлцэмуй Миний энэ бие хэл сэтгэлийн гунээ чилсэн шалтгааныг Мятаршгуй хожмын мэргэд айлднам боловуу угуй юу? Причины и следствия тысячелетий стекают с моей кисти. Сутры поведали о событиях пестрых дней. Смысл моих стараний, усталость тела и души Поймут ли проницательные потомки? [2, с. 32] Болью за родную Монголию проникнуты многие строки «Кратких пояснений». Монголы не имели права наравне с китайцами сдавать экзамен на степень чиновника, не могли самостоятельно решать свои дела. Националистическая политика маньчжуров привела к тому, что монголы не только не проявляли интереса к собственной истории, но и пренебрежительно относились к родному языку. В предисловии к «Синей сутре» Инжинаш не раз возвращается к мысли о необходимости изучения родной истории, знания жизни предков. Инжинаш ставит перед собой задачу «исправить» все искажения в истории монголов, изложенной в китайской летописи Ганму, потому что «летопись Тун цзянь ганму начинается с описания событий, происшедших после того, как Чингисхану исполнилось 44 года, после его провозглашения на ханство и до падения великой династии Юань. При этом монгольская история изложена кратко, а события династий Сун и Мин так подробно, что даже рассказывается о поступках ничтожных женщин» [2, с. 31–35]. И все-таки монгольский историк не может обойтись без Ганму – он переписывает оттуда географические названия, имена исторических личностей, все события с участием монголов, их военные походы, названия городов и селений. В.Инжинаш подвергает резкой критике субъективную оценку монгольской истории авторов Ганму: «Великие деяния монголов периода Юань намеренно фальсифицируются. Если о недостатках, действительно имевших место в истории, они пишут с удовольствием и объективно, то положительные детали выставляются в плохом свете, а отрицательные факты подчас выдумывают» [2, с. 22]. Писатель указывает на явно ангажированный, антимонгольский характер китайской летописи: «В Ганму для монголов есть только шипы и иглы. Монголы выглядят как преступники. Их изображают безжалостными жестокими агрессорами в завоевательных походах, не допуская никаких компромиссов. В сутре Тун цзянь ганму полно грязи и слухов, как в кухонной болтовне досужих сплетниц. И все потому, что в Китае монголов не считали за людей. Авторы Ганму так и пишут: „Хотя на севере у людей две ноги, они отличаются от зверей только вертикальной походкой“» [2, с. 23]. В.Инжинаш отмечает, что «все хроники демонстрируют лишь одно желание – опорочить монголов, их лишают даже права на собственную историю, будто только земля Китая может получать солнечный свет, и только здесь могут родиться ученые люди»[3] [2, с. 75]. В.Инжинаш заявляет, что будет бороться за восстановление попранного национального достоинства, как настоящий боец, своим главным оружием – словом (см. [2, с. 22]). Он пишет о том, что восстановил все упущенное в китайских хрониках, сделал рассказ о Чингисхане полным, чтобы потомкам стала близка и понятна история монголов, и не раз обращался к Ганму, когда не мог найти нужных сведений в хрониках на монгольском или уйгурском языках. Большая часть повествования «Синей сутры» посвящена объединению Чингисханом разрозненных монгольских племен, его завоевательным походам. В.Инжинаш одобрительно высказывается по поводу усилий Чингисхана, стремившегося к объединению страны. «Синюю сутру» можно назвать своеобразным манифестом суверенного единого централизованного государства, государственности монголов, как основы национального самосознания. Авторы «Синей сутры» изображают идеальных персонажей истории. Главный герой романа Чингисхан – выдуманный Инжинашем образ правителя – наделен чертами эпического героя. О самых важных государственных делах он советуется с народом, своими приближенными, и если не советовался, а потом совершал ошибки, то сам же и наказывал себя. Одежду, пищу, лошадей делил поровну между воинами. Чингисхан заботился об аратах, пострадавших во время войны. Правильная политика помогла монголам рассеяться по всему белому свету, – пишет Инжинаш. «Подвиг Чингисхана сверкнул как молния, но прославил монгольский народ в веках» (см. [2, с. 51]). Воспевая своего героя, Инжинаш ищет параллели в китайской истории, в частности, вспоминает эпоху династии Мин, которая просуществовала 278 лет, в полтора раза больше, чем монгольская империя: «Но где теперь потомки династии Мин, неизвестно. Ни один из них не мог управлять половиной мира, подобно монголам. Конечно, у Мин были свои таланты и мудрецы, поэтому они правили на 110 лет дольше, чем монголы, и тоже говорят, что заняли весь мир. Мины подавляли смуту, которая происходила перед носом, и не могли усмирять народы, которые были далеко. А [династия] Юань 162 года управляла и дальними землями, где были наместники, и ближними. Мин управляла только теми народами, которые живут рядом, так разве они могут сравниться с монголами в искусстве государственного правления? В Северной стороне плохие земли, непригодные для хлебопашества, однако это не помешало монголам долго и спокойно жить, сохраняя независимость» (см. [2, с. 43–45]). Инжинаш рассказывает, как он работал над источниками: «Хроники, описывающие эпоху Чингиса, написаны на шара уйгурском, тибетском, китайском и маньчжурском языках. В некоторых сутрах указы хана описываются на нескольких сотнях страниц, а в иных – события нескольких месяцев укладываются в пару строк. Впервые название монголов придумали авторы Тун цзянь ганму. По-китайски слово «монгол» пишется двумя иероглифами мэн-гу, т.е. буквально: эртний толовт (древний род). Подчас трудно писать по-монгольски, потому что смысл некоторых иероглифов не передается по-монгольски. Пришлось проштудировать десятки памятников. Некоторые хроники излагают события адекватно, а некоторые искажают. Сутру великой династии Юань я прочел по-уйгурски и попытался перевести ее на современный монгольский язык, приспособив к современному произношению» [2, с. 39]. И далее: «В течение двух лет скорописью переписывал хроники, сокращал стихи, старался при переводе с китайского улавливать главный смысл и сохранять конечную рифму. Если не учитывать все многочисленные значения иероглифа, то невозможно найти эквивалент в монгольском языке, передать и десятой доли значения слова. Очень много теряется при переводе. В десятках памятников я старался сохранить главный смысл, стиль, композицию, последовательность изложения, избегая дословного перевода» [2, с. 54]. Мировоззрение Инжинаша складывалось под влиянием конфуцианства, буддизма и даосизма. Знание философских учений древнего Китая и Индии обнаруживается во всем его творчестве. Вот как он оправдывал использование вымысла в историческом сочинении: «Хотя учение Конфуция отрицает существование святых духов сахиулс, шумнас, святые хубилганы существуют в нашем воображении, мы им верим и думаем, что они есть. Кроме того, без их упоминания невозможно художественное описание событий. Особенно когда речь идет о древних Сянь, Цзянь и Чжоу. В-третьих, в любой хронике говорится, что ханы и правители, как правило, чудесного происхождения, им помогают потусторонние силы, которые непременно участвуют как в возвышении ханов, так и в их падении» [2, с. 44]. Таким образом, в «Синей сутре» Инжинаш проявил себя как талантливый продолжатель национальной традиции. Богатый опыт многовекового наследия монгольской литературы и глубокое знание китайской классической прозы позволили ему выработать свои собственные принципы художественного повествования, которые блестяще и более полно проявились в бытовых романах «Одноэтажный павильон» и «Палата красных слез». Всем своим творчеством, светским по характеру, Инжинаш противостоял канонизированной буддийской литературе, заполняя вакуум бытования литературных жанров, компенсируя дефицит произведений монгольской художественной прозы. Литература 1. Билигсайхан Ч. Монгол эрх товчис (Монгольские сказания). Улан-Батор, 2000. 2. Инжинаш В. Хох судар (Синяя сутра). Хох хото, 1958. 3. Инжинаш В. Нэгэн давхар асар (Одноэтажный павильон). Хох хото. 1958 . 4. Скородумова Л.Г. Эволюция монгольского романа. Автореферат докт. дисс., Улан-Батор, 1995. 5. Смолин Г.Я. Летописный свод «Всепроницающее зерцало, управлению помогающее» – Проблемы Дальнего Востока, № 4, 2000. 6. Эрдэнэтогтох. Инжинашийн тухай огууллэлууд (Статьи об Инжинаше). Хох хото, 1981. 7. Эрдэнэтогтох. Инжинаш ба тууний захнолуудын тухай (Об Инжинаше и его произведениях). – Олон улсын монголч эрдэмтний анхдугаар их хурал. Т. 4, Улаанбаатар, 1961. Ст. опубл.: Общество и государство в Китае: XXXII научная конференция / Ин-т востоковедения; Сост. и отв. ред. Н.П. Свистунова. – М.: Вост. лит., 2002. – 366 с. С. 232-238.
Автор: Скородумова Л.Г. |
Новые публикации на Синологии.Ру Историограф Сыма ЦяньМеждународное обозрение от 27.04.2024 о Китае Час истины. Конфуций и конфуцианство Час истины. Россия и Китай. История отношений Император и его армия |
